«Театральный роман» Петра Фоменко
Смотреть по телевизору театральные спектакли - все равно что разглядывать ночное небо с разными созвездиями в маленькое оконце темницы. А тем более это относится к спектаклям Петра Наумовича Фоменко. Их непременно надо смотреть в его театре. Почему? Наверное, потому, что в этом театре кроме атмосферы и антуража возникает жизнь и привкус той эпохи, в которой происходит действие спектакля. Нет, нет, я не описалась, на подмостках этого театра разворачиваются не только пьесы, но и повести: «Одна счастливая деревня», «Дворянское гнездо», «Граф Нулин». Разыгрываются серьезные романы «Война и мир», «Месяц в деревне», «Белые ночи». Я не в праве судить о них, потому что не была на этих постановках.
Мы собирались в театр к Петру Наумовичу с рождественских праздников, но всё что-то не складывалась. Из-за этого я не горевала, а была исполнена уверенности в том, что мы попадем к нему в театр, как в прошлый раз, после Светлого Христова Воскресенья. Так оно и получилось. Мы смотрели спектакль «Театральный роман» М. Булгакова.
В этом спектакле главный герой романа Сергей Максудов - сын священника, имеющий склонность к писанию, служащий в каком-то учреждении. Первый роман Ликоспастов - средний литератор - старший товарищ - сначала устроил его роман в издательство «Гудок». Роман напечатали. Потом познакомил его с руководителем «Независимого» театра. По совету художественного руководителя С.Максудов написал пьесу. Пьесу приняли к постановке, поручив ее молодому самоуверенному режиссеру. Театр подписал с Максудовым договор, по которому он, автор, не в праве предлагать ее другому театру. Но вскоре Ликоспастов устроил ему свидание с К.Станиславским, которому он прочитал пьесу. Станиславский решил рассмотреть пьесу на художественном совете. Об этом узнали в «Независимом» театре и расторгли с ним договор. Вскоре Максудова пригласили на художественный совет. На этом совете пьесу его не приняли к постановке, а самого Сергея Максудова застыдили и унизили, так что он покинул театр.
Очарование прежней Москвы на сцене создается с помощью трех мобильных площадок. Они, бесшумносменяя друг друга, не прерывая само действие, переносят зрителя с многолюдной улицы либо в издательство «Гудок», либо в переулок, настораживающий своей тишиной, либо из одного театра в другой. А по бокам авансцены стоят столики; на одном – старинная пишущая машинка, на другом - телефон начала XX века. Эти два предмета интерьера выполняют связующую роль между театром Станиславского и «Независимым» театром. Этот театр создали средние, самолюбивые артисты. Я не сумею объяснить различие между средним, полуобразованным лицедеем и настоящим артистом. Но это замечательно удалось Галине Тюниной. Когда она вышла в образе П. В. Торопецой - секретаря художественного руководителя, который постоянно в командировках за границей и оттуда по телефону управляет театром, я увидела не молодого, жизнерадостного, изящного человека, а увядающую, своевольную женщину, разочарованную и в жизни, и в театре, но в душе властную. Как Галина это делает, мне совершенно непонятно. Да простят меня все артисты, занятые в этом спектакле, имена которых я опускаю в этом очерке, но мне хочется поделиться тем, что меня тронуло в этом спектакле и заставило размышлять о серьезных вещах.
Спектакль как бы течет непрерывно, сменяя картину за картиной. За какие-то секунды на сцене меняются декорации, и мы вместе с Сергеем Максудовым оказываемся в разных местах, куда по сюжету переносится действие. Но часто действие выходит за пределы сцены, и я – зритель, становлюсь невольным свидетелем событий, разворачивающихся в зрительном зале.
Как и в признанных постановках Петра Наумовича, в этой тоже ощущается аромат, дыхание времени, теплота и малодушие ушедшей жизни. Весь зрительный зал в одно мгновенье превращается или в «Независимый», или в «Художественный» театр.
И в этот раз меня изумляют все артисты: они не просто изображают манеры тех или иных персонажей, но они еще воплощают что-то почти неуловимое, что отличает одну эпоху от другой.
Поэтому я испытывала сострадание к Ликоспастову - немолодому литератору (Владислав Топцов). Он добрый, отзывчивый человек, разбирающийся и ценящий литературу, пытающийся что-то писать, но бесталанный. Он это понимает и глубоко в душе от этого страдает. И он видит, понимает, что С.Максудов – непосредственный, чистый и одаренный человек. Любовь Ликоспастова к Сергею, вернее трепетное участие в его судьбе, стремление оберегать его, как нечто чистое, я ощущала в каждом его полужесте. Как Владиславу Топцову это удается – тайна за семью печатями.
В спектакле меня поразила одна сцена: Ликоспастов встречает С. Максудова и сообщает ему о приглашении Станиславского к себе домой. Тот с кротостью слушает и что-то отвечает. Это происходит на почти пустой сцене, лишь сверху освещенной бесцветными софитами...
И вдруг в С.Максудове - в этом замаянном жизнью и нуждой человеке с плюгавенькой бородкой, в черном, старомодном сюртуке, темных панталонах и в гамашах - проявляется светлое бескорыстное подобие ангела. Непостижимо, как артисту это удалось воплотить на сцене.
Первую треть спектакля Сергей Максудов носится со своим романом – чуть ли не пятьсот страниц в перевязанной папке. Листы из нее постоянно выпадают, он трепетно их поднимает и засовывает обратно в папку. Это меня немного раздражало до тех пор, пока он не раскрыл папку и не стал читать первую попавшуюся страницу. Разбухшая папка с истрепанными листами - это, как мне показалось, и его совесть, и разум, и душевная тоска, размышление о жизни и, как я поняла, общение с Небом. Бывали минуты во время этих монологов –когда размышления для меня превращались в разговор со своей совестью.
В этих сценах герой Кирилла Пирогова переходит на площадку, которая находится перед авансценой, присаживается на крутящийся табурет и начинает дальше писать или перечитывать куски из романа и одновременно размышлять о жизни. Сзади и вокруг него густая, непроглядная темнота – бесконечный мир, полный грехов, соблазнов, лести и несправедливости, а сверху (выше балконов, на задней стене зрительного зала - два софита). Мне казалось, что этот свет льется откуда-то свыше.
И как Кирилл Пирогов это играет! В эти минуты он сам преображается! Рядом с его героем все люди, которых он встречает, кажутся такими тщедушными и лживыми, что по-настоящему сострадаешь ему.
Я сейчас понимаю, сколько вдохновения и таланта нужно было вложить в этот спектакль и П. Н.Фоменко, и Кириллу Пирогову - его соавтору, и Никите Тюнину - ассистенту режиссера, и Владимиру Максимову — сценографу, и художникам по свету - Владиславу Флорову и Алексею Шарабурину, чтобы подобные сцены обрели для меня другой смысл. Может быть, самое важное в герое – Сергее Максудове - вера и творчество во имя любви к Богу и к людям.
И как аскетично обозначено жилище Сергея Максудова – комната, в которой вмещается весь мир. Письменный стол, заваленный книгами, рукописями, керосиновой лампой, освещенный лишней электрической лампочкой. Мне не сразу было понятно ее значение. И уже дома, в полудреме, я поняла смысл, значение этой «лишней» лампочки - это тот же горний свет.
Невозможно обойти вниманием Константина Сергеевича Станиславского. В романе он выведен под именем Ипполита Павловича. Его играет Анатолий Горячев. Этот молодой артист выглядит правдиво и пленительно-легко играет хворого, утомленного старика- чудака..
Кабинет Ипполита Павловича поднимается как бы из недр театра (площадка, закрывающая оркестровую яму, пока на сцене идет действие).
Меня немного позабавило, что Ипполит Павлович предстал перед нами, зрителями, в нелепом виде, бабочке, жилете, и теплых, меховых шлепанцах. Под чтение С.Максудова он дремлет, а пробуждаясь, делает ему несуразные замечания. От этих замечаний С. Максудов теряется, ужасается, борется с разочарованием. На протяжении всей этой сцены Максудов – Кирилл Пирогов сидит в кресле и листает потрепанную рукопись.
Но при этом я видела, ощущала, как его герой возносится на вершину счастья, самоуважения, обретая смысл своей жизни, и в тот же час падает на дно, в омут лжи, зависти, а подчас даже и отчаянья. Это невозможно сыграть опытным артистам, пребывая в одном и том же положении... Может, это и есть искусство?
И все это венчает крошечная роль Людмилы Максаковой - Настасьи Ивановны Таврической – тётушки Ипполита Павловича. Она настолько естественная, что за те три минуты, отведенные ей на сцене, успевает влюбить в себя весь зал, в том числе и меня...
Кульминацией как спектакля в целом, так и роли Максудова, является обсуждение его пьесы на худсовете.
Вся труппа обсуждает пьесу. Прежде чем говорить, они взглядом или жестом спрашивают разрешения Ипполита Павловича. В какую-то минуту мне стало как-то не по себе: все эти самовлюбленные артисты и неглупые люди не желали понять пьесу С.Максудова. но внезапно они теряются: они не могут ответить простые вопросы Максудова. Они не сведущи в жизни… и замирают с пустыми глазами. И я с сокрушением понимаю, что это уже не люди… истуканы, марионетки.
Максудов пытается пробудить их разум, обращаясь к ним, а взор их пуст; пытается растормошить, а они замирают в том состоянии, в котором он их оставляет. И в какой-то момент мне привиделось, будто это останки Содома и Гоморры, только нынешние…
И у меня возникло удручающее чувство, что такие чистые, бескорыстные люди, как Максудов, не нужны не только в театральном мире, но и в современном обществе.
Добрую треть этого последнего акта герой Кирилла Пирогова сидит на ступенях между сценой и партером, почти спиной к зрительному залу. Но я чувствовала в его простом, скромном и замаянном герое восторг, и благоговенье перед великим К.С.Станиславским и преклонение перед основателями театра. Казалось, я слышала его…. Он «звучал» от макушки до кончиков пальцев. И это благоговенье перерождалось в разочарование и отчаянную обиду на этих людей.
Для меня непостижимо, как Петер Наумович объяснил, передал Кириллу сгусток чувств, мыслей, ощущений, чтобы артист сообщил зрителю все это, почти не двигаясь и почти спиной к залу! И последняя сцена, где он пытается им изъяснить что-то и растормошить, просто восхитительна! Мне казалось, что он раздает свое сердце всем,… но при этом он приобретает Божью благодать и приятие жизни. У него даже в помыслах не будет, когда он убежит из театра, покончить с жизнью. Он рушит стены, рвет цепи, которыми его «опутал» соблазн благополучия и славы. И навсегда убегает из театра. Он не уходит из жизни, как в романе, нет. Он тоже, как я поняла, преображается. Его спасает Небо. Он спасается. И он будет продолжать писать, но мысленно, устроится в какое-нибудь издательство…. И он все равно, я уверена, будет писать, ибо это его общение с Господом и со своей совестью.
В продолжении спектакля меня теребила, стыдила совесть: ведь мне, как и главному герою С.Максудову, кажется, что я делюсь с людьми, рассказываю что-то важное. А так ли это? Не знаю.
Спектакль Петра Наумовича, по-моему, вовсе не о театральной жизни, не о бездарном, самолюбивом графомане, а о чистом, отзывчивом человеке, для которого смысл жизни в том, чтобы поведать людям о чем-то важном. Максудов оказывается одним чистым и безгрешным человеком. Он понимает, что смысл жизни не в сиюминутных радостях, и не в славе, и не в мещанстве
И еще, мне не то, чтобы понравился Кирилл Пирогов, а я поверила ему. Может быть, он тоже в душе носит и печаль, и жалость ко всей жизни. Жизнь без любви, сострадания, пожертвования бессмысленна.
Я сама не понимаю, в чем смысл моей жизни. То ли я делаю, что должна? Никто на этот вопрос здесь, на этом свете, мне не ответит.
И если зрители, как я, после спектакля полночи, а может быть и всю ночь, будут размышлять о смысле своей жизни, я уверена, что Петр Наумович, и его соратники - великолепные артисты, и служащие театра не зря живут на этом свете.
Май 2012 г
